Мы встретились со знаменитым британским химиком сэром Мартином Полякоффым на саммите Глобального исследовательского совета в Москве, и наш разговор с ним был посвящен основной теме форума - научной дипломатии.

Сэра Мартина Полякоффа связывают с Россией давние связи. Начать с того, что он является сыном российско-британского инженера Александра Полякова, эмигрировавшего в Великобританию в 1924 году вместе со своим отцом, известным изобретателем Иосифом Поляковым, создателем первой в России линии автоматической телефонной связи и множества приборов для помощи слабослышащим.

История научного сотрудничества самого Мартина Полякоффа с Россией насчитывает уже много лет. Он часто приезжает в Россию. В 1999 году ему было присвоено звание Почетного профессора Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, а в 2012 году он был избран иностранным членом Российской академии наук. Нынешний приезд известного ученого в Москву был связан с проходившим здесь саммитом Глобального исследовательского совета (GRC) — организации, объединяющей научные фонды всего мира. Им же (совместно с его другом и коллегой академиком Владиславом Панченко) была предложена и центральная тема саммита GRC 2018 года — научная дипломатия.

Мартина Полякоффа с полным основанием можно назвать ярчайшим представителем этого направления, настоящим послом науки. Занимая в течение пяти лет пост секретаря по международным делам Лондонского королевского общества, он много сделал для укрепления научных связей не только между британскими и российскими учеными, но и в масштабах глобального научного сотрудничества. Широкой же публике Мартин Полякофф известен прежде всего как участник научно-популярного проекта The Periodic Table of Videos, в котором этот удивительный человек с копной седых волос и таблицей Менделеева на галстуке, напоминающий изобретателя Дока из фильма «Назад в будущее», доступно и с юмором рассказывает людям о свойствах химических элементов.



РЗ: Кого вы видите представителями научной дипломатии — это в первую очередь ученые или дипломаты? 

Термин «научная дипломатия» объединяет много различных направлений. Это и государственная активность, когда по инициативе правительств создаются крупные международные исследовательские центры, это и дипломаты, которые обеспечивают ученым из разных стран среду для совместной работы, обеспечивают разработку и принятие таких важных межправительственных документов, как, например, Киотский протокол. И в подготовке таких документов также участвуют ученые. Лично я понимаю под термином «научная дипломатия» возможность ученых из разных стран общаться и проводить совместные исследования, независимо от политической ситуации. Такая научная дипломатия может быть реализована только практикующими учеными. Результатом такого общения и совместной работы может стать решение глобальных научных и практических вопросов, которое вряд ли было бы возможным в индивидуальном порядке. Конечно, ученым нужна какая-то поддержка со стороны правительств их стран, в том числе финансовая поддержка работы международных коллабораций. Также эта поддержка может выражаться в подписании каких-то межправительственных соглашений. В частности, нужны соглашения по защите интеллектуальной собственности.

РЗ: То есть, научная дипломатия — это прежде всего сотрудничество на межправительственном уровне?

Не только. Очень важным является сотрудничество между учеными из разных стран на персональном уровне. К примеру, я, будучи химиком, много лет работал в сотрудничестве с российским ученым-физиком Виктором Баграташвили. Области наших научных интересов были очень близки, но его физическое образование позволяло ему активнее использовать математический аппарат. Я же со своей стороны владел знаниями в области теории взрывов и так далее. Совместная работа позволила нам найти такие подходы к решению научных задач, которые были недоступны каждому из нас по отдельности.

И это хорошо, что в разных странах по-разному построена система обучения и подготовки научных кадров. Если система подготовки ученых будет полностью стандартизирована, то не будет эффекта синергии от коллаборации. Имеет значение все — разный образ мысли у ученых из разных стран, даже разные языки, на которых они говорят. Тот факт, что я помимо английского владею и русским языком, дает мне возможность участвовать в дискуссиях русских ученых, и порой именно там у меня рождаются оригинальные идеи. Таким образом, совместная работа ученых из разных стран обогащает научное сообщество новыми идеями.

РЗ: Расскажите, пожалуйста, о вашем сотрудничестве с академиком Владиславом Панченко.

Наше научное сотрудничество с Владиславом Панченко началось много лет назад. Мы совместно изучали сверхкритические флюиды. Это такое состояние вещества, при котором исчезает различие между жидкой и газовой фазой. Сверхсжатые газы обладают высокой плотностью, близкой к плотности жидкости. Мы создали совместный журнал «Сверхкритические флюиды: теория и практика». Затем была целая серия конференций по сверхкритическим жидкостям. В последнее время тема научной дипломатии увлекла нас обоих.


РЗ: Какие дипломы должны получать специалисты по научной дипломатии?

Я не думаю, что нужен какой-то отдельный диплом, отдельная специальность. На мой взгляд, достаточно специализированного курса. В более широком смысле имеет смысл говорить о научной коммуникации в целом. В этом процессе задействованы специалисты различных специальностей, в том числе научные журналисты, у которых здесь далеко не последняя роль. При этом, если научные журналисты работают в сфере коммуникаций профессионально, то для многих ученых требуется дополнительная подготовка для того, чтобы они могли эффективно общаться не только со своими коллегами из других стран, но и со СМИ, и с представителями власти, финансовых структур. Особенно это важно в наше время, когда научные исследования становятся все более затратными. И ученые должны уметь простым языком объяснить неспециалистам суть их исследований. Очень часто фундаментальные научные исследования финансируются за счет налогов, и это задача ученых — объяснить людям, на что расходуются их деньги. Поэтому сфера научной дипломатии распространяется далеко за пределы академической среды.

РЗ: Нужно ли целенаправленно обучать этим навыкам общения молодых ученых?

Да, но специального курса, думаю, не требуется. Аспирантам достаточно прочитать несколько лекций о том, что международные коллаборации ученых помогают не только проводить серьезные научные исследования, но и способствуют улучшению отношений между их странами.

РЗ: Нужна ли для поддержания международного научного сотрудничества какая-то финансовая поддержка со стороны правительств их стран?

Для простого сотрудничества на уровне обмена мнениями, идеями, не требуется никаких серьезных вложений. Достаточно небольших денег для оплаты визы, проезда, проживания. Политикам же очень нравятся большие научные проекты, им нравится заявлять, что их страна участвовала в строительстве такой-то установки или такого-то новейшего телескопа, реактора, ускорителя. А на небольшие проекты, не требующие крупных вложений, они, как правило, внимания не обращают. Это еще одна проблема, на которую следует поднять в рамках научной дипломатии — дифференцированный подход к крупным и к небольшим международным проектам. Потому что действительно новые оригинальные идеи в науке чаще рождаются именно в рамках небольших, индивидуальных проектов. И индивидуальные контакты ученых на международном уровне тоже надо поддерживать, иначе этот потенциал будет потерян.

РЗ: Есть ли какие-то препятствия со стороны государственных служб, органов безопасности для общения между учеными?

Не думаю, что здесь есть какая-то проблема. Если ваши исследования связаны с так называемыми «ядерными секретами», возможно, будут какие-то ограничения. Я, как простой химик, никаких препятствий не чувствую. На мой взгляд, самую большую проблему для международного сотрудничества ученых представляет визовый режим между странами. Нет, конечно у меня не было случаев, чтобы мне отказали в визе, но сама процедура ее получения требует больших затрат сил и времени. И моя родная страна, Великобритания, в этом плане — худший пример.

РЗ: Вы выступаете за безвизовый режим для ученых, по аналогии с подобным режимом для дипломатов?

Конечно, правительство каждой страны хочет контролировать ситуацию на своей территории, поэтому полностью безвизовый режим вряд ли возможен. Но можно предусмотреть получение учеными долгосрочных виз на 5-10 лет. Как ни странно, но здесь Великобритания проявляет большую гибкость, чем Россия, и легче выдает российским ученым долгосрочные визы по сравнению с аналогичной ситуацией по отношению к британским ученым, желающим получить долгосрочные визы для въезда в Россию. Я очень надеюсь, что в будущем эта ситуация изменится.

РЗ: Какие из недавних проектов в области научной дипломатии произвели на вас особое впечатление?

Научная дипломатия не является каким-то самостоятельным проектом. Скорее речь идет об эффективном взаимодействии между учеными из разных стран, о коллаборации. В то же время ученые выступают в качестве научных послов своих стран. Лично я в течение пяти лет был секретарем по международным делам Лондонского королевского общества, участвовал в создании нескольких коллабораций. В частности, были проекты по международному сотрудничеству в области наук о Земле — сейсмологии, вулканологии — между учеными из Великобритании и Северной Кореи. В Северной Корее есть действующий вулкан Пэктусан. Для корейцев это — священная гора, как Фудзияма для японцев. Международная группа, изучавшая этот вулкан, получила интереснейшие результаты, касающиеся природы этого вулкана и прогноза его извержений. Эти результаты важны для всего дальневосточного региона. Тысячу лет назад, когда было извержение Пэктусана, вулканический пепел покрыл всю территорию Северной Японии. Так вот, ученые выяснили, что вулкан извергается примерно раз в тысячу лет, то есть в настоящее время велика вероятность нового извержения.

РЗ: ООН провозгласила 2019 год годом таблицы Менделеева. Это была ваша идея?

Почти 150 лет тому назад, в 1869 году, русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев опубликовал первый вариант своей Периодической таблицы элементов. Конечно, была идея отметить это событие на международном уровне. Но наибольший вклад в реализацию этой идеи внесла Наталья Тарасова, президент Международного союза по теоретической и прикладной химии, директор Института химии и проблем устойчивого развития Российского химико-технологического университета им. Д.И. Менделеева, член-корреспондент РАН. К сожалению, не во всех странах таблица химических элементов носит имя Менделеева, хотя этой таблицей пользуются во всем мире. Официальное объявление ООН 2019 года международным годом периодической таблицы Менделеева — это большое достижение. А для ученых-химиков, таких как я, периодическая таблица это не просто важнейший инструмент, это — целый мир.

Читайте также на нашем сайте развернутое интервью с академиком Владиславом Панченко на тему научной дипломатии.

Роксолана Черноба