Страны АТР последовательно наращивают инвестиции в науку и образование. Структурно будущее интеллектуальное лидерство АТР проявляется в трех сегментах: научно-технологическое и образовательное лидерство, формирование «новой нормальности» в области глобального управления и безопасности, лидерство в концепциях экономического сотрудничества и конкуренции. Все эти вопросы рассматривались на ключевой сессии ВЭФ «Будущее Азиатско-Тихоокеанского региона. От экономики знаний — к обществу знаний». Модератором дискуссии стал помощник Президента России Андрей Фурсенко.

Мне кажется, что вопрос, который перед нами поставлен: способны ли страны АТР задать в XXI веке новый глобальный стандарт производства и потребления — он социальный, но в то же время вполне прагматичный. Логику поиска ответа на него можно опробовать на примере Китая. Вообще у этого вопроса две стороны. Одна из них — экономика, другая — культура. И трудно сказать, какая важнее. Если говорить об экономике Китая, мы знаем цифры ВВП на душу населения в этой стране — 13 тысяч долларов. Это означает, что уже сейчас средний класс в Китае насчитывает 200 миллионов человек. Но более важно даже не ВВП на душу населения и даже не темпы роста, которые, очевидно, будут превышать среднемировые, важен масштаб. Хорошо известно, что в 2014 году в соответствии с международными оценками, в частности оценками МВФ, Китай по покупательской способности стал экономикой номер один в мире. И когда не так давно я слышал выступление президента США Барака Обамы на Климатическом конгрессе на Аляске, которое он начал со слов: «Я представляю здесь крупнейшую экономику в мире», я понял, как сложно будет Соединенным Штатам осознать этот факт. Но джентльмены о фактах не спорят, спорят об оценках. Это означает, что с точки зрения экономики Китай способен задать эти самые глобальные стандарты.
Есть второй фактор — культура. Конечно, пятитысячелетняя китайская культура не имеет себе равных на земном шаре. Вместе с тем мы хорошо понимаем, что конфуцианство как философия, или почти как религия, обладает высокой степенью самодостаточности. Рискну предположить, что Китай не очень стремится распространить свои этические и культурные ценности на другие народы именно в силу самодостаточности. Чего не скажешь о наших западных коллегах, которые обычно действуют прямо противоположным образом. И этот фактор не в силу того, что какая-то культура лучше, а какая-то хуже, а в силу именно самодостаточности, скорее, работает на отрицательный ответ на поставленный в начале дискуссии вопрос.












Я считаю, что Китай не станет, а уже становится реальным глобальным игроком. Он обладает потенциалом, инновационным технологическим укладом экономики, которая является базой для формирования, собственно говоря, новых моделей экономического развития. И как следствие — моделей социального развития. Мы традиционно привыкли думать, что Китай — это такая очень развитая и очень дешевая индустриальная площадка, на которой ведущие мировые корпорации создают свои крупнейшие производственные мощности для того, чтобы потом продукцию, произведенную в Китае, доставлять на мировые рынки. Это давно уже не так. Китай в последний год из импортера капитала превратился в экспортера капитала. На сегодняшний день у него положительный нетто-баланс. Китай является экспортером капитала не только в страны АТР, но и в развитые страны — в Соединенные Штаты и Европу. Китайский капитал сегодня активно присутствует на международном рынке.
Второй аспект, это вопрос стереотипов, связанный с тем, что Китай зачастую не очень корректно пользуется мировыми технологическими решениями для того, чтобы потом создавать определенные китайские прототипы. Китай на сегодняшний день является по темпам роста, безусловно, лидером. А по объемам международного патентования занимает вторую строчку после Соединенных Штатов. По сути, это следствие того, что последние двадцать лет у Китая было огромное отставание, но он это отставание существенно сократил. И я думаю, не за горами то время, когда Китай будет очевидным конкурентом Соединенным Штатам по международным патентам. А как следствие, и лидером во многих технологических сферах.



Первое, что приходит на ум: ничто так не заинтересовывает и не объединяет, как неизвестность. Она всегда будоражит человеческий ум, хотя для познания того, что мы не понимаем, мы напрягаем все свои интеллектуальные возможности, которыми задаются определенные возможности уже в обществе. И общество формирует некую систему понимания, исследования природы, а затем — ее воспроизводства, создания чего-то нового, совершенного. И в итоге появляется система образования.
Какое знание создадим, такое общество и будет. Но вот общество знания и экономика знания… Я думаю, эти вещи могут быть не всегда связаны. Мы знаем примеры обществ, которые не были, к сожалению, передовой экономикой знаний. Международное научное сообщество приходит сейчас к пониманию того, что наука становится междисциплинарной. Уже давно стерты границы между физикой и химией, между физикой и биологией. Биофизика, физикохимия — такие институты в нашей стране существуют полсотни лет. Более того, сейчас вообще стирается грань между научным и гуманитарным направлениями. Экономисты всё больше используют методы математики, физики. Или, скажем, палеогеномика — совершенно новое образование, которое позволяет открыть целое направление в истории развития рода человеческого. Например, понять, как мы все произошли от общих предков, зародившихся в Африке. Всё это требует совершенно новых методов исследования. Именно такие междисциплинарные исследования, объединяющие людей, привлекают большое внимание специалистов из разных стран. Такой интеграционный научный кластер, конечно, надо создавать здесь, на Дальнем Востоке. Но при этом мы сталкиваемся с очень сложной задачей. Нам нужны специалисты, эксперты в междисциплинарных исследованиях...



Хочу сказать о возможности создания общества знаний. На протяжении как минимум двух тысяч лет в странах Восточной Азии — Китае, Японии, Корее — знание было высшей ценностью. Знание давало деньги, власть, знание давало всё. Но это было, конечно, конфуцианское знание, сегодня этого нет. Но пиетет по отношению к знанию остался. И это очень важный фактор. Поэтому китайцы и учатся постоянно. Учатся, кстати, активно и у нас. Второй тезис. О лидерстве. Можно напомнить, что с XVI века лидером была как раз Восточная Азия. Причем она являлась и политическим, и интеллектуальным, и научно-технологическим лидером. Китайцы это помнят, и они психологически готовы это лидерство себе вернуть. И будут делать всё, чтобы стать лидерами. И третий тезис. Говорили здесь об экономическом
лидерстве Китая и о лидерстве культурном. Я бы сказал, что сегодня Китай начинает претендовать на стратегическое и моральное лидерство.
В последние десятилетия появилось несколько чисто китайских идей. Это идея нового мирового порядка. Это идея гармоничного мира. Это идея единой, неделимой безопасности, которые потихоньку внедряются в общественное сознание везде на планете. Мы этим идеям начинаем следовать, начинаем их поддерживать. Ну и последняя инициатива, которая активнейшим образом обсуждается сегодня, — «Шелковый путь», он рассматривается в основном как экономический проект. Но по большому счету — это геополитический проект объединения Евразии. И инициатор его — Китай. То есть мы уже видим активную претензию этого самого Востока, Тихоокеанской Азии, на лидерство.



Если мы вспомним, в аграрной экономике индивидуальная разница в производительности труда была максимум в два раза — по принципу «у кого больше сил». В индустриальной экономике у рабочих-станочников — это разница в четыре-пять раз. Разрывы в экономике могут быть в десятки раз, соответственно, таковыми будут и разрывы в доходах. И вот об этом надо думать и искать институты, инструменты, которые бы компенсировали эти вещи…
Еще одна мысль. Здесь говорили о роли think-tank. Они как бы интегрируют разные стороны очень сложного процесса динамики мирового порядка. Мы сегодня, конечно, очень хвалили Китай. На мой взгляд, еще одним элементом того, что Китай готовится выйти как бы из аэродинамической тени, является постановление ЦК КПК от 20 января текущего года о создании в Китае 150 глобальных think- tank с филиалами по всему миру. Они будут одновременно не только вырабатывать какие-то рекомендации для руководства страны, но станут и аргументом «мягкой силы». И это очень серьезная заявка на будущее.



Модели интеллектуального лидерства находятся в очень напряженном отношении с моделями общества знаний. То, о чем шла речь в большинстве выступлений, касается тысяч или в лучшем случае десятков тысяч людей, вовлеченных в технологические инновационные процессы на конечных стадиях цепочек в производстве и потреблении знаний.
Но история общества знаний — это история, которая касается миллионов людей. И одной из площадок или точек входа, которая позволяет ответить на вопрос, будет ли общество знаний оставаться иллюзией или в каких-то случаях антиутопией, или будет касаться изменений образа жизни этих миллионов людей, это вопрос о том, каким образом устроено университетское образование. Здесь, мне кажется, нужно говорить об очень серьезной проблеме. О том, что гибкость университетского образования, в том числе в Азиатско-Тихоокеанском регионе, имеет своей оборотной стороной очень высокую степень рисков и угроз, которые связаны с непрерывностью образования и социальной защищенностью.
Сегодня университет становится местом усиления социальных неравенств. Элитное образование, которое нацелено на получение максимального интеллектуального результата, совсем не гарантирует того, что вся университетская система будет развиваться в пользу получения знаний большинством университетского населения. Когда в университетах, скажем японских или российских, растет доля коммерческого образования, когда студенты, будучи выходцами из необеспеченных семей, не имеют возможности получать лучшее образование, это лишает инновационные центры целого ряда блестящих ученых.