В преддверии Дня российской науки, который одновременно является и днем рождения Российской академии наук, учрежденной по повелению Петра I указом Сената от 8 февраля 1724 года, президент РАН Владимир Фортов встретился с журналистами, чтобы рассказать о состоянии науки в России. На встрече, состоявшейся в МИА «Россия Сегодня», журнал «Редкие земли» сумел задать несколько вопросов главе Российской академии наук.

— Владимир Евгеньевич, сейчас много говорится о том, как живет экономика под давлением санкций. А испытывает ли научное сообщество что-то подобное, или вы с вашими западными коллегами выше этих политических дрязг?
— Я был бы неискренен с вами, если бы сказал, что санкции на нас никак не отразились. Прежде всего, мы почувствовали, что в разы дороже стали расходные материалы, приборы, оборудование — в особенности для исследований в области молекулярной биологии. Очень остро мы почувствовали, что наше собственное научное приборостроение практически разрушено. Возраст приборов, которые используются сегодня в Академии наук — около 80 лет, тогда как это должно обновляться раз в 3-4 года. Не лучше обстоят дела с научными журналами. Например, подписка на журнал по ядерной физике, без которого трудно представить себе работу современного ученого, стоит 10 000 долларов. Представляете себе, какие это деньги, в особенности, если учитывать наш бюджет? Наш бюджет, весь бюджет Академии, находится на уровне 1,2 миллиарда долларов… Поэтому, когда мы говорим о реформе Академии и прочих «оптимизациях» и «реструктуризациях», мы должны совершенно четко осознавать, что мы учимся плавать в бассейне, где очень немного воды.
— Еще одно популярное сегодня словосочетание «прорывные исследования». Разговор о них шел даже во время Совета по науке и образованию, на котором присутствовал президент В.В. Путин. Можете ли вы дать определение, что такое «прорывные исследования», и где ждать прорыва?
— Про «прорывные исследования» выскажу личное мнение. Знаете, когда ученый занимается каким-либо исследованием, он никогда не думает «прорывной я, или не прорывной?» — ему это просто в голову не приходит. Это все придумали «наукометристы» — люди, которые строят графики вроде «корень кубический из количества ученых, деленный на квадрат площади научных лабораторий», и потом на эту тему ведут какие-то схоластические дискуссии, обсуждая, что «у американцев этот параметр такой, а у нас — такой…» Это все не имеет никакого значения. В жизни ученый должен быть свободен, и наша задача как Академии наук сделать так, чтобы он мог работать 7 дней в неделю 24 часа в сутки. Если это обеспечено — будут результаты, публикации, и все будет нормально. Если этого нет, если мы завалены бумагами и без конца выясняем отношения друг с другом и замеряем «а сколько ученый будет работать?» — ничего хорошего из этого не выйдет. Поймите, фундаментальная наука должна финансироваться целиком, если можно так сказать. Если выделить несколько направлений и их обеспечивать, а остальных заставить под них подстраиваться, мы получим реализацию дарвиновского принципа в чистом виде — сильные слопают слабых. И если эту логику — ущербную во всех отношениях — проповедовать дальше, то можно дофилософствоваться до евгеники и прийти к идеям Розенберга, приятеля Гитлера, который проповедовал теорию превосходства арийской расы и измерял черепа циркулем. Чем все закончилось — всему миру хорошо известно.



Или вот вам еще пример — ядерная энергетика и создание ядерного оружия. Прорывное это исследование, или нет? А между тем, основные открытия там сделаны людьми, которые не занимались непосредственно ядерными исследованиями. Ядерная тема целиком вышла из моего родного института химической физики и основана на работах Юлия Харитона и Якова Зельдовича, которые занимались исследованиями в совершенно другой области — они изучали горение порохов и твердого ракетного топлива. Но цепные реакции были описаны ими еще до войны. Идите в библиотеку, возьмите журнал «Успехи физических наук» за 1939 год — там статья Ю. Харитона и Я. Зельдовича о расщеплении ядер и цепной реакции в уране. Там все написано — как бомбу делать. Там даны оценки критических масс, там описаны времена, доказано, почему на диоксиде урана нельзя создать бомбу, и многое другое…
Так что еще раз повторюсь, если мы говорим о фундаментальной науке, а Академия наук прежде всего ей занимается, то бессмысленно выделять отдельные области. Наука должна финансироваться вся, а ученые уже сами решат, как потратить эти деньги.