На Фонд перспективных исследований возложены обязанности по определению основных направлений научных исследований в целях производства и разработки высокотехнологичной продукции военного, специального и двойного назначения, организации поиска научно-технических идей, конструкторских и технологических решений в указанной сфере. Фонд самостоятельно не занимается разработкой военных технологий, но служит своеобразным венчурным фондом, который сводит вместе государственные деньги и перспективные идеи. Фонд перспективных исследований о результатах своей работы отчитывается непосредственно перед Президентом и Правительством России.

Андрей Иванович Григорьев
Генеральный директор Фонда перспективных исследований, генерал-лейтенант запаса, доктор технических наук, почетный профессор МФТИ. 1986 — окончил факультет аэрофизики и космических исследований Московского физико-технического института, 1988 — после окончания Военной академии химической защиты проходил службу в научно-исследовательских учреждениях Министерства обороны, 1995–1999 — занимал руководящие должности в Управлении экологии и специальных средств защиты МО РФ, 1999–2012 — работал в структурах Федеральной службы по техническому и экспортному контролю, 2012 — назначен членом Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ, C 2013 — возглавляет Фонд перспективных исследований.


РЗ: Андрей Иванович, означает ли создание ФПИ смену подхода к организации соответствующих исследований и ОКР со стороны государства? И каким вам видится идеальное соотношение частной и государственной инициатив в этой сфере на перспективу?

Создание Фонда перспективных исследований означает наличие у государства серьезной озабоченности в связи с нарастающими угрозами в области обороны и безопасности страны, сопряженными, прежде всего, с вступлением мирового сообщества в эпоху шестого технологического уклада✳ и явным отставанием России в опережающем создании прорывных оборонных технологий и технологий двойного назначения. В самом деле, мы ведь последние 25, а то и 30 лет прожили за счет эксплуатации военно-технического и научного заделов, созданных еще в рамках бывшего СССР. Сегодня становится понятно, что их возможности во многом исчерпаны, и руководством страны многое делается для перевооружения и коренного переоснащения нашей армии и флота на основе современных технических средств. Но этого недостаточно. Если мы не будем ставить перед собой задачу «заглянуть за горизонт» на 10, 15 и 20 лет вперед с точки зрения потенциальных угроз, средств и способов ведения военных действий в будущем и нашей готовности им противостоять, производя не имеющие аналогов в мире средства защиты и ведения войны, мы так и будем плестись в хвосте мирового научно-технического прогресса как в области вооружений, так и в гражданской сфере. Ведь очевидно, что наибольший научно-технический потенциал в нашей стране всегда был сосредоточен именно в оборонно-промышленном комплексе, актуально это и сейчас. А значит, очень логично именно здесь обозначить прорывную «точку роста», опережающее развитие которой потянет за собой и рост гражданских секторов экономики. Для обеспечения подобного прорыва во многом и создан наш Фонд. Что касается соотношения частной и государственной инициативы в этом вопросе, то, на мой взгляд, здесь, как и вообще в вопросах обороны и бе-зопасности, безусловный приоритет и ведущая роль должны оставаться за государством. Это не означает полного отказа от частно-государственного партнерства в вопросах, например, создания новых видов вооружений. Но это очень, я бы сказал, деликатный вопрос, особенно с точки зрения проблем секретности и других. Здесь необходимо руководствоваться простым принципом: ни при каких условиях не допускать утечки информации о ведущихся разработках или производимых образцах к потенциальному противнику, особенно о тех, аналогов которых противник не имеет. Иначе все наши усилия во многом лишаются смысла.

РЗ: ФПИ часто сравнивают с американской DARPA. Корректно ли это сравнение, в чем сходство и отличие этих двух организаций?

Сравнение Фонда с DARPA корректно в том ключе, что они решают во многом сходные задачи — разработки и создания новейших видов вооружений. Различия же обусловлены тем, что Фонд перспективных исследований работает всего год, а американская корпорация действует давно. Различны структуры военно-промышленных комплексов обеих стран, что ведет к различию методов поиска, апробации и внедрения передовых научно-технических идей и решений. Ну и, конечно, несоизмеримы затраты государства на содержание ФПИ и DARPA: на функционирование американского аналога Фонда средств выделяется почти в 30 раз больше.

РЗ: Расскажите о проектах, которые осуществляет ФПИ, и о структуре Фонда.

Давайте начнем со структуры. Фонд работает по трем основным направлениям: физико-техническому, химико-биологическому и медицинскому, а также информационному. Каждое из направлений структурировано на разделы, по которым ведутся исследования в рамках конкретных проектов Фонда. Что такое проект? Это весь комплекс работ от поиска перспективной научной идеи или технического решения, их экспертизы, принятия решения о ведении исследований по проекту, собственно самих работ по проекту и до получения конечного результата в виде появления новой технологии. В настоящее время Фонд одновременно ведет разработки по 12 утвержденным проектам, более 1100 проектов рассмотрены и находятся на различных стадиях научно-технической экспертизы. Причем наши проекты нередко имеют не только сугубо военное, но и двойное и даже гражданское назначение. Например, Фонд активно разрабатывает проект по созданию перспективных технологий подводного освоения морских месторождений в Арктике (а вы знаете, что арктическая тема выходит в последнее время на передовую мировой повестки дня). Занимаемся и созданием цифровых производств, например автоматизированной бесшаблонной кластерной системы для высокопроизводительных электронно-литографических процессов. Особая тема для нас — исследования в области так называемой инфосферы, появление которой связывают с резким ростом уровня автоматизации окружающих нас технических объектов и возникновением в этой связи фактически нового театра военных действий — в информационном пространстве. Осуществляются и другие проекты. К сожалению, далеко не обо всем мы с вами можем говорить открыто.

РЗ: Существует мнение, что залог процветания нашей страны — в минерально-сырьевых ресурсах. Можно ли сказать, что ФПИ призван опровергнуть эту точку зрения?

Я абсолютно убежден, что залог процветания нашей страны — в наших людях, гражданах России, их способностях, талантах, уникальных человеческих и профессиональных качествах. Именно интеллект, способность нестандартно мыслить, находить самые неожиданные научно-технические решения и ведут к прорывным научным открытиям в рамках шестого технологического уклада, способного обеспечить качественно иной уровень жизни людей, функционирования экономики и государства. Приведу простой пример. Вот уже многие годы лучшие умы во всем мире бьются над созданием новых источников и видов энергии. Представьте на минуту, что разработки увенчались успехом и, наконец, создан энергетический источник, такой «куб» размером с кубический метр, способный в течение месяца полностью отапливать зимой небольшой город. И кому в таком случае понадобятся пусть даже самые богатейшие залежи минерально-сырьевых ресурсов, если весь мир постепенно перейдет к эксплуатации нового вида энергии? Уже мировой автопром фактически стоит на пороге массового перехода к электромобилям: в США в 2013 году произведено 20 000 электромобилей Tesla (и производитель не успевает за спросом), из которых 6000 проданы в Норвегию, где автомобиль стал самым продаваемым в прошлом году. Американцы активно строят сети заправок для электромобиля (в эксплуатации которого хотя пока и остаются некоторые неудобства, но обходится она гораздо дешевле, не говоря уже об экологичности таких машин) как у себя, так и по всей Европе. Очевидно, что на повестке дня ближайшего десятилетия — завершение эры двигателей внутреннего сгорания и дизельных двигателей. Причем это касается как гражданской, так и оборонной сфер. Снова возникает тот же вопрос: если не будет нужно столько топлива, которое сейчас потребляется автомобильным транспортом по всему миру, зачем его производить и куда девать? Поэтому делать ставку на бесконечную эксплуатацию наших природных богатств и функционирование за их счет ни в коем случае нельзя. Надо производить свои передовые и не имеющие аналогов технологии, использовать их для своей обороны, экономики и улучшения жизни людей и продавать их по всему миру. В перспективе успеха можно добиться только в этом направлении.

РЗ: Насколько осознается проблема практического отсутствия в России гражданского производства высокотехнологичной продукции/услуг?

Вопрос не совсем по адресу (Фонд все-таки больше направлен на создание прорывных технологий именно в оборонной сфере и сфере безопасности государства), но я так на него отвечу: полагаю, что осознается, и осознается как крайне актуальная. Недаром вице-премьер России, курирующий военно-промышленный комплекс, Дмитрий Рогозин в одном из своих интервью не только констатировал, что «Россия серьезно отстала от лидеров развития в сфере современных промышленных технологий», но и выразил уверенность, что итогом нашей работы станет «не просто перевооружение, а новая индустриализация России». Аналогичную точку зрения выразил и выступавший в середине января на заседании Меркурий-клуба с развернутым докладом о социально-экономическом и политическом положении в стране академик РАН Евгений Примаков, подчеркнув, что «развитие ОПК может и должно стать одним из важных источников экономического роста». И я с ним полностью согласен, об этом мы с вами говорили чуть выше.

РЗ: Нехватка соответствующей продукции делает развитие нашего хай-тека однобоким, ставя его в зависимость от военных расходов, что не позволяет развивать экономику в целом. Как будет меняться эта ситуация?

Давайте взглянем на эту проблему с другой стороны, делая акцент не на зависимость нашего хай-тека от военных расходов, а на то, что госзаказ на новые виды вооружений и соответственно расходы государства на них могут и должны стать важнейшим инициирующим импульсом для старта и развития гражданских технологий шестого технологического уклада в нашей стране. На самом деле проложить мостик между передовыми технологиями для военной сферы в сферу гражданскую не так уж сложно — возьмите ту же робототехнику, которая может иметь самое широкое применение «на гражданке»: от предотвращения террористических атак до обеспечения медицинских процедур и помощи в домашнем хозяйстве. Другое дело, что по объективным условиям «точкой роста» сегодня в России может стать только ОПК, в других сферах такого научно-технического задела и кадрового потенциала просто нет. И не нужно этого бояться, нужно рассматривать это как наше конкурентное преимущество.

РЗ: ОПК — безусловно, лидер высокотехнологичного машиностроения, однако очевидно, что объемы производства вооружения и военной техники по государственной программе вооружений на 2016–2025 годы и в дальнейшем будут ниже, чем по действующей Государственной программе вооружения на 2011—2020 годы. Что делается для того, чтобы сокращение военного заказа не стало проблемой для оборонки?

Могу предположить, что с позиций сегодняшнего дня определение горизонта планирования госпрограммы вооружений применительно к обозначенному вами 2025 году носит скорее характер ориентира, нежели окончательно и бесповоротно определенного факта. И реальные объемы производства и поставки вооружений в войска будут определяться как минимум тремя факторами: объективным анализом существующих на тот момент угроз безопасности страны, возможностями промышленности по производству тех или иных объемов и видов вооружений, а также самими видами вооружений, которые возникнут и будут востребованы через десять и более лет. Кроме того, как мы уже говорили, появление многих новых технологий в оборонной сфере ведет к их применению в сфере гражданской, что дает новые возможности для промышленных предприятий по перепрофилированию своих мощностей в случае заметного снижения объемов гособоронзаказа. И здесь открываются самые широкие возможности для развития и наращивания производства.