Радий Илькаев: «Нам нужна прямая связь с президентом»

19 мая 2015

Радий Иванович Илькаев Научный руководитель РФЯЦ-ВНИИЭФ, доктор физико-математических наук, академик РАН. 1961 — окончил Ленинградский университет и начал работать в КБ-11 в Арзамасе-16. 1996–2007 — возглавлял ВНИИЭФ. Трижды лауреат Государственной премии, заслуженный деятель науки РФ, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени, орденом Почета.



Во время работы над атомным проектом в Сарове была налажена эффективная прямая связь с руководством страны. Несмотря на то что Саров и сегодня выполняет важные для безопасности государственные задачи, общения с высшим руководством страны не хватает. О том, зачем нам нужно ядерное оружие, как живет и развивается ядерный центр в Сарове, рассказывает его научный руководитель Радий Илькаев.

РЗ: Радий Иванович, зачем нам сегодня ядерное оружие?
Россия — самая протяженная страна в мире, и обычными способами ее защитить невозможно. Поэтому философия нашей обороны достаточно ясная — ядерное оружие — это оружие сдерживания. Ядерное оружие живет, развивается и, естественно, адаптируется ко всем изменяющимся условиям. Я могу вполне определенно сказать, что наш ядерно-оружейный комплекс сейчас в хорошем состоянии, ядерные центры продолжают успешно работать, загрузка очень большая. И объем финансирования вполне сопоставим с тем объемом, который был в советское время. Поэтому, когда мы говорим: «Великое прошлое», я бы сказал, что настоящее не уступает тем показателям, которые были. Ядерный щит сейчас играет колоссальную роль, поэтому он должен быть в отличном состоянии, он должен совершенствоваться. Люди здесь должны быть очень и очень умные и обладать всеми новейшими технологиями. И руководство страны, так же как и мы все, здесь работающие, прекрасно это понимает.
Но у нас возникли некоторые трудности. Сегодня запрещены ядерные испытания, поэтому перед нами ставится очень сложная задача по обеспечению надежности ядерного оружия за счет научно-исследовательских работ. Чтобы решить эту задачу, уровень понимания сложных физических процессов должен быть гораздо более глубоким, чем когда были ядерные испытания. Поскольку программа ориентирована на многие и многие десятилетия, к нам должна приходить молодежь, с хорошим образованием, хорошо подготовленная во всех смыслах. Мы должны совершенствовать физические модели, делать более сложные математические программы, создавать более мощные вычислительные центры, строить моделирующие установки мирового уровня. Чем мы и занимаемся.

РЗ: Когда вы, наконец, будете таким центром, который сможет перекупать лучшие мозги, например, во всем мире?
Весь мир нам не нужен. Потому что мы работаем с самыми секретными материалами. Нам нужны только граждане Российской Федерации, которые любят свою страну, хотят работать на ее благо. У нас есть некоторые трудности с приходом молодежи. В чем они заключаются? Мы непрерывно повышаем зарплату и расширяем социальную программу. Но у нас есть ограничения по выезду за границу, что отталкивает заметную часть молодежи. В советское время ездить за границу не могли все, поэтому мы тогда ничем не отличались от других. А сейчас резко отличаемся. Это очень многих не устраивает.

РЗ: Но при наличии интернета и других видов современной связи — какой смысл ограничивать человека в физическом перемещении?
Вы говорите абсолютно правильные и разумные вещи. Во всех странах с ядерным оружием, в первую очередь в западных, таких ограничений нет. Я думаю, что эти вопросы может частично хотя бы решить только Президент Российской Федерации. Это более чем актуально, и если эти ограничения будут хотя бы частично сняты, у нас вообще не будет никаких проблем с привлечением самых талантливых выпускников наших лучших ВУЗов.

РЗ: Кем быть выгоднее в Сарове — сотрудником спецслужб или ученым?
Я думаю, зарплата ученого, конечно, повыше. Речь, конечно, об успешном ученом. Например, 100 тысяч рублей — это нормальная зарплата для многих.

РЗ: Это зарплата-мечта даже в Москве для людей, которые работают в сфере науки!
Средняя зарплата специалиста тут около 60 тысяч, но вы сами понимаете, что существует распределение. Мы стараемся каждый год повышать зарплату, правда, не всегда это получается. Потому что нужны материалы, надо покупать оборудование.

РЗ: Раньше ученые, создающие «ядерный щит», могли обращаться напрямую чуть ли не на самый «верх». Как сейчас с этим?
Руководство страны и сейчас для вас открыто? Увы, сейчас слишком сложная структура ступенек. А кроме того, есть еще и вполне определенная корпоративная этика, в которой не приветствуются всякие «забегания» куда-то наверх, потому что в госкорпорациях есть высший руководящий менеджмент, и у них прав сейчас гораздо больше, чем раньше. В этом смысле есть проблемы, но мы стараемся их решать. Но мы бы хотели, чтобы у ученых была, пускай нечасто, но прямая связь с высшим руководством страны. Мы, конечно, встречаемся в Сарове, но хотелось бы, чтобы это была легитимная, в некоем смысле стандартная урегулированная связь.


Модель лазерной установки

РЗ: Можно ли сказать, что необходимо рассмотреть вопрос прямого подчинения?
Подчинение все равно будет непрямое. Нам нужен неформальный контакт. И я бы сказал, если серьезно говорить об острых вопросах, ужасающее засилье чиновников. Если это будет продолжаться, никаких инноваций в нашей стране никто никогда не увидит. Такого засилья чиновников никогда не было. Вот это, мне кажется, сейчас самая большая опасность для нашей страны.

РЗ: Сколько раз в год вам необходима связь с руководством?
Я думаю, что любому руководителю встречи с людьми, которые находятся на переднем крае производства интересной продукции, научной, военной или какой-то другой, добавляют, во-первых, знания, а во-вторых, силу. Мы бы хотели хотя бы раз в году встречаться с Президентом, чаще, я считаю, не надо его отвлекать.

РЗ: Для того чтобы решить ключевые задачи по термоядерному оружию, нужны специальные лазерные установки, которые могли бы заниматься испытаниями. У вас они есть?
Вы правильно говорите, нам нужно развивать науку о горячей плотной плазме. Потому что, когда мы разрабатываем термоядерное оружие, мы должны знать поведение вещества и его свойства при температурах от обычных до десятков миллионов градусов и плотности от обычного, газообразного состояния вещества до нескольких тысяч граммов на кубический сантиметр. В обычных условиях это получить невозможно, надо делать очень мощные установки, потому что нам нужна наука. И нужно, чтобы она развивалась, чтобы мы получали новые и новые знания.

РЗ: А сейчас развитие идет?
Конечно. У нас самый мощный в стране вычислительный центр. У нас, думаю, самое мощное в стране математическое отделение и самый мощный в стране лазерный институт. Мы обязаны лазерную науку развивать, без этого невозможно работать. Необходимо, чтобы знания были, чтобы они вошли в физические модели. И, наконец, чтобы физические модели вошли в математические программы, которые должны работать на самых мощных компьютерах. Одновременно, если есть возможность, надо делать выход и в гражданские технологии. Поэтому мы и создали технопарк, который сейчас развиваем. Но мы его начали строить в зоне, в которой было открытое посещение. А что сделали? Провели новую границу так, что наш технопарк снова попал в зону регламентированного посещения. Весь технопарк возник не благодаря, а вопреки. Мы потратили очень много усилий, чтобы создать его на открытой территории…

РЗ: А может решить вопрос, например, вице-премьер Дмитрий Рогозин?
Нет. Это было постановление Правительства. Только Правительство и может отменить. А лично Дмитрий Олегович отменить это решение не может.

РЗ: Над чем уникальным ведется работа сегодня?
Конечно, про новые вещи я говорить не буду. Все понимают прекрасно, что задача, которую мы решаем, — как обеспечить надежность и безопасность без испытаний. Это означает, что необходимо знать до тонкостей, как работает ваша система, что вы должны иметь тончайшие программы и физические модели. Вот представьте себе: был у вас ядерный заряд, который вы давным-давно испытали, передали на вооружение, но потом вам надо через некоторое время все равно возобновлять производство, правильно? И никуда не денешься. Потому что вечных приборов не бывает. Значит, вы после этого заряд должны заново сделать. Но материалы-то все меняются. Хотите ли вы, не хотите, но какие-то изменения есть. Меняется оборудование. Или, например, вы продлили срок службы. Материалы тоже изменились. Раньше, если какой-то возникал вопрос, проводили испытание. А сейчас вы должны это рассчитать и сказать, что все в порядке. Это задача неимоверно более сложная, и поэтому приходится всем этим заниматься. Это трудная технология, которой владеют всего только несколько стран в мире.

РЗ: Можно сказать, что вы на пути к какому-то открытию, например?
Сейчас есть очень интересные работы по лазерной физике и по оружию направленной энергии — это, вне всякого сомнения, перспективное направление. И радиочастотное оружие. Это тоже фактически один из видов оружия направленной энергии. И это все очень близко примыкает к нашей деятельности по ядерному оружию. Наши специалисты в этом направлении успешно трудятся. По обычному оружию мы ведем очень большие работы, потому что одно время началось отставание, и военные нас попросили поучаствовать в этом деле.

РЗ: Какое направление вы все-таки хотели развивать в Сарове для коммерческого использования?
Весь мир сейчас пользуется в основном американскими коммерческими программами для расчетов по прочности, по теплу, по массотеплопереносу. А предприятиям, которые занимаются оборонными делами или которые могут быть конкурентами американцам, такие программные продукты не продают. В списке предприятий, которым запрещено все продавать, наш ВНИИЭФ стоит на первом месте. Для того чтобы сделать сложную систему, ее сначала надо рассчитать. Эта технология с самого начала была использована при создании ядерного и термоядерного оружия, потому что единичные испытания на полигоне не все решают. В Сарове проводились сотни численных экспериментов. Потом то, что дает наиболее хороший результат, газодинамическую часть (что связано со взрывчаткой), мы проверяем на наших площадках здесь. А уже там, где надо ядерное энерговыделение получить — это вообще для каждой конструкции небольшое число экспериментов. Была принята такая технология — сначала все считается, создаются лучшие математические программы. И только после этого идет разработка. Эта технология принята во всех развитых странах мира. Но, как я уже сказал, математические программы — в основном все, как правило, американские.


В залах Музея Российского федерального ядерного центра — ВНИИЭФ

РЗ: Вы тоже используете эти программы?
Мы не имеем права. Они нам их не продают. Но это означает, что нам нужно создавать свои программы. И мы их создаем. Для того чтобы отечественная промышленность, отечественные оборонные и необоронные предприятия пользовались именно нашим продуктом. И это все уже было сделано по президентской программе. Создали продукт, и некоторые отрасли с удовольствием берут. Атомная, самолетостроение, космос, автомобильная промышленность и так далее. Но нам нельзя останавливаться. Моделирование в несколько раз сокращает время разработки и в несколько раз сокращает число макетов, на которых надо проверять. Без этого вы «в дым» проиграете любую конкуренцию. Поэтому, если мы хотим быть нормальной промышленной державой, технологии, о которых я сейчас говорю, обязательно должны быть. Некоторые чиновники нам говорят: «Продавайте и развивайте дальше». Беда в том, что когда большая промышленность работает и много покупателей, то это можно делать. Но на начальной стадии этих средств не будет хватать. Поэтому государство должно помочь выйти на определенный коммерческий уровень, и тогда уже можно было бы это и продавать, и совершенствовать. Потому что, если программный продукт не совершенствуется, он рано или поздно устаревает и теряет свою конкурентоспособность. Мы можем внести свой вклад не только в основную нашу деятельность, связанную с нашими традиционными технологиями, но и в развитие технологий, которые будут востребованы всей промышленностью.

РЗ: А есть ли у вас здесь философы, которые могли бы вашим новым испытаниям и открытиям давать философское обоснование?
Может, вы тут все-таки докажете каким-то образом наличие Бога, души? Мы сейчас создаем духовно-научный центр при монастыре и при ВНИИЭФе. Уже прошло первое заседание. Мы заинтересованы, чтобы была интересная площадка, где встречались бы и ученые, и философы, и православные люди… Пока мы решили освещать вопросы науки, духовной части и безопасности. В начале 2015 года мы планируем именно в Сарове провести конференцию по существу философских проблем естествознания с привлечением выдающихся ученых не только России, но и всего мира. 
Все новости